Детство моё прошло в деревне.
Мама была главным зоотехником совхоза. Я не знаю, какие привилегии получала она, но у меня был блат. Я могла приходить к маме в контору. Это было царство кабинетов, где всегда было многолюдно, шумно и время от времени раздавался веселый женский смех. И я, со знанием дела, говорила подружкам, что работать бухгалтером вовсе не скучно.
Самым таинственным был кабинет директора. Вход туда проходил через две двери из просторной комнаты секретаря.
Секретаршу звали Алевтина. У неё были огненно-рыжие локоны и глаза с подводкой как у Клеопатры. Я знала тайну Алевтины: кудри у неё были не настоящие, а бигудюшные. Однажды она пожаловалась, что «спать на бигуди неудобно, но что поделаешь: красота требует жертв, ведь она – лицо первого лица совхоза!»
Алевтина сидела возле окна за большим столом с неизменным натюрмортом: три телефона, стопки бумаг, картонные папки с завязками. И большая печатная машинка с волшебным именем Ятрань.
Я завидовала Алевтине. Я слышала, что женщины завидуют друг дружке из-за красоты, шубы или хорошего мужа. Я была симпатичной девчонкой, носила новенькое зимнее пальто, а муж на ближайшие 15 лет мне и вовсе не нужен был.
А вот машинка печатная очень была нужна. Она была мне нужна как воздух. Я это чувствовала.
Чем чаще я заходила к Алевтине, тем сильнее во мне росло желание обладать машинкой. Мне не хотелось спать на бигуди, и я размышляла, можно ли иметь машинку пятикласснице, но не быть ничьим лицом?
Время шло.
Как-то под вечер я прибежала к маме на работу. В конторе уже никого не было. Кабинет агронома был проходным и его никогда не закрывали. «Очень удачно, — думала я. — Днем работает дядя, вечером играю я».
Я влетела в «свой» кабинет и замерла. В углу, рядом с какими-то грязными коробками, стояла… печатная машинка. Настоящая!!! Моё сердце ликовало, я будто слышала звон колоколов. Это же чудо: её можно ПОТРОГАТЬ. Вот так просто, без разрешения Алевтины.
«Я тебя спасу» — шепнула я машинке и побежала за мамой.
Мама поставила машинку на стол. Потом ушла и принесла мне тряпку: «Протри, пыльная очень. Откуда она тут взялась?»
Я завороженно смотрела на машинку. Это была любовь с первого взгляда. Лавина счастья затопила мой мир.
Мама сказала: «Машинку оставим до утра».
В ту ночь я узнала, что такое бессонница. Я боялась, что машинку заберет кто-то другой и мы больше не встретимся.
Потом выяснилось, что машинка «списана» и в конторе она не нужна. Но чтобы забрать её, надо разрешение. Я не понимала взрослых: машинка оказалась бездомной, брошенной на произвол судьбы, мы нашли с ней друг друга и нужно какое-то разрешение?
«Не переживай, я всё улажу» — сказала мама.
Знаете, мамы самые надежные люди на Земле. Через два дня машинка поселилась в нашем доме.
Лента у неё была выцветшая, совсем без чернил. Оливковый корпус пожух и кое-где поцарапался. Она была такая красивая!
Я вставила бумагу: «Машинка, привет! Я твой новый друг». На листе едва заметно пропечаталось : «Машка, пр вет! Я твой овый руг».
Буквы И,Н,Д – не пропечатывались. Так машинка стала Машкой. А я — мисс Руг. Мне нравилась наша компания: Машка и мисс Руг.
Машка не пропечатывала еще Л и Ь. Меня это не расстраивало. Я не гналась за грамотностью. Мне нравилось стучать по клавишам, ощущать прохладу корпуса и металлической ручки. Эта была магия звуков, запахов, прикосновений, ощущений и чувств. И счастье от моей дружбы с Машкой.
Я тогда не занималась всерьёз писательством. Но Машка дарила мне необъяснимую надежду на что-то большое и хорошее.
Я закончила школу и уехала из родительского дома: учиться на банкира.
На первых каникулах я застала родительский дом в ремонте. Машку временно перенесли в баню. Никому она была не нужна. Она была дорога только мне.
Я была в смятении и безволии. Безволии.
Тогда я её не забрала с собой. А когда приехала через месяц, Машки уже не было…